|
Тематический раздел
|
Законодательные инициативы гоминьдановского правительства в сфере религийС приходом к власти партии Гоминьдан, начался новый этап государственной политики в отношении религии. Сформированное в апреле 1927 г. правительство не оставило без внимания этот важный сегмент китайского общества. Придавая большое значение решению проблем религиозной жизни, оно с одной стороны провозглашало защиту свободы вероисповедания, с другой, предпринимая шаги по ее практической нормализации и упорядочению, ограничивало свободу самоорганизации верующих, свойственную предыдущему послесиньхайскому периоду. Ряд политических лидеров, появившихся в атмосфере секуляризации и роста атеистических настроений вплоть до полного отрицания религий, стремились «освободить народ от религиозных оков», ослабить влияние традиционной китайской культуры. Атака на буддизм, например, выразилась в требовании конфисковать монастырские и храмовые наделы, изымать монастырские доходы на общественные нужды, использовать часть монастырских помещений для светских школ, присутственных мест, а также в стремлении к разрушению изображений Будды. Последствием всего вышесказанного стал специальный декрет 1927 г. об отделении религии от образования. Согласно декрету, прошедшие правительственную регистрацию светские школы не должны были включать религиозные дисциплины в учебные планы. В мае 1928 г. в Нанкине прошла национальная конференция по образованию. На ней присутствовало 77 делегатов, главным образом получивших образование за рубежом и не питавших уважения к традиционным верованиям. Участники конференции выступили с инициативой конфискации собственности как крупных, так и мелких монастырей. Их доходы предлагалось направить на развитие образования, что было одобрено большинством делегатов конференции. Эта инициатива была поддержана также министром внутренних дел. Это вызвало резонанс в среде верующих, религиозная деятельность которых фактически не была защищена законом. Наиболее негативной была реакция последователей ислама, образовательный процесс в котором был практически неотделим от религиозного учения. Естественно, что серьезное беспокойство возникло и в сангхе [2, p. 41]. Однако ситуация начала меняться, когда в конце 1928–1929 гг. в русле активной законотворческой деятельности, охватившей различные сферы государства, был введен в действие целый комплекс нормативных актов, частично регулирующих религиозную жизнь, на первых порах, последователей даосизма и буддизма. В 1928 г. гоминьдановским правительством был обнародован нормативный акт, в соответствии с которым брались под защиту пришедшие в запустение места для совершения молений и культовых обрядов, главным образом даосских. В этом и в следующем году был разработан ряд законодательных актов, рассчитанных исключительно на буддизм и даосизм. Такое неделимое законодательное решение проблем этих религий можно объяснить их синкретическим единством, сложившимся на протяжении веков. В сентябре 1928 г. стали действовать «Правила регистрации монастырей и храмов» (Сы мяо дэнцзи тяоли), состоящие из 18 статей и рассчитанные только на даосизм и буддизм. В январе 1929 г. правительство обнародовало «Правила по управлению монастырями и храмами» (Сы мяо гуанли тяоли), а в конце того же года в дополнение к ним «Правила по контролю над монастырями и храмами» (Цзянь ду сы мяо тяоли), которые оставались в силе вплоть до 1949 г. Разработка вслед за первыми правил вторых объяснялось тем, что в «Правилах по управлению монастырями и храмами» не были упорядочены конкретные вопросы храмовой и монастырской собственности, их финансовой деятельности, а также охраны памятников культуры. Согласно «Правилам контроля над монастырями и храмами» все монастыри и храмы должны были ежегодно заполнять декларацию о доходах и затратах и подавать ее местным властям [4, с. 15, 17]. Эти нормативные акты не распространялись на тибетский буддизм, а именно на монастыри Монголии, Тибета, Синьцзяна и Цинхая, а также на те храмы в Китае, которые были сооружены на личные средства, а не на народные пожертвования [2, p. 139–140]. Главной целью «Правил контроля» стало урегулирование проблем монастырской собственности. Так ст. 5 и 6 повторяли положения правил (Гуаньли сы мяо тяоли) 1915 г. о том, что недвижимость монастыря принадлежит ему как самостоятельному объекту религиозного назначения, но при этом необходима ее регистрация местными властями. Фактически передача недвижимости в монастырское владение осуществлялась не только после их санкции, но и после одобрения местных буддийских ассоциаций. Согласно ст. 10 монастырям давалась возможность вести коммерческую деятельность, частично направляя средства, полученные от нее на благотворительность общественные нужды [2, p.139; 4, с. 18–19]. Новыми правилами предъявлялись жесткие требования к настоятелям. Основное из них – являться гражданином Республики. На настоятеля возлагалась обязанность использовать получаемую прибыль не только на монастырские нужды и для поддержки религиозной деятельности, но и на распространение буддийского учения. В случае несоответствия этим требованиям, а также серьезных нарушений, судьба прежнего настоятеля, а также назначение нового, решались в соответствии с внутренними монастырскими правилами [2, p. 139; 4, с. 18–19]. Если же возникали спорные ситуации, то в их разрешении принимала участие местная буддийская ассоциация. Тем самым отменялось положение правил 1915 г. о прерогативе местных властей при смещении и назначении настоятелей. Таким образом, для сангхи было важно, что в законоположение 1929 г. не вошли имевшие ранее место строгие запретительные меры относительно контроля над посвящением, строительством храмов, принятием паломников и т.д. Все это означало, что она получила большую свободу деятельности, которая одновременно регламентировалась. Вслед за введением этих правил начали составляться другие правила, регулирующие религиозную сферу. В сентябре 1932 г. гоминьдановское правительство, опираясь на «Правила по контролю над монастырями и храмами» разработало нормативный акт «Способы ведения монастырями и храмами общественно-полезной или благотворительной деятельности» (Сы мяо синбань гунъи цышань шие шиши баньфа). Он был разработан для того, чтобы наладить процесс отчисления монастырями и храмами (даосскими и буддийскими) средств на проведение общественно-полезных дел и на благотворительность (на образование, содержание престарелых, бесплатное медицинское обслуживание; см. [4, с. 20]). Денежные суммы должны были направляться в соответствующие правительственные органы дважды в год, в зависимости от монастырских доходов. Ввиду того, что практическая реализация этого нормативного акта вызвала ряд сложностей для сангхи, Китайский буддийский союз (образованный в 1929 г.) выступил с инициативой его пересмотра. В результате в 1935 г. было введен в действие новый нормативный акт (Фоцзяо сы мяо синбань сышань гунъи шие гуй цзе), учитывавший специфику буддийских монастырей и храмов [4, с. 20]. В результате под обложение попали храмы и монастыри, которые имели низкие доходы, но вместе с тем в выигрышном положении оказались более богатые . Постепенно формировалась система управления религиозной сферой, которая находилась в ведении партийных и правительственных органов. При ЦИК ГМД был создан отдел по делам религий, которому подчинялись провинциальные, уездные и городские отделы. Что касается правительственных органов, то сначала при министерстве внутренних дел, а затем при министерстве социального обеспечения были созданы органы по регулированию религиозной сферы. В соответствии с этим в провинциях действовали управления при народном правительстве, а на уровне уездов и городов – социальные бюро. В том случае, если эта структура не была сформирована, решением религиозных проблем занимались непосредственно городские или уездные народные правительства. Например, в 1928 г. согласно указу народного правительства провинции Гуандун были созданы службы, контролировавшие религиозную сферу. Именно в их ведении находилось управление буддийскими и даосскими монастырями. Кроме того, в городах в религиозную работу были вовлечены отделы общественной безопасности. Контроль над выполнением разработанных правил, как всех других законодательных и нормативных актов, вменялся министерству внутренних дел и министерству социального обеспечения. На низовом уровне юрисдикцию в отношении монастырей осуществляли провинциальные бюро по гражданским и социальным проблемам, финансовые органы по сбору налогов и органы общественной безопасности. Таким образом, функции администрирования религиозной сферы возлагались не на специально созданную структуру, а на министерства внутренних дел и социального обеспечения. Гоминьдановское правительство дважды, в 1929 г. и в 1932 г., проводило обследование и регистрацию религиозных конфессий, включая буддизм, даосизм, ислам, католичество и протестантизм. В процессе этого был выявлен ряд проблем, например несоответствие «Правил регистрации монастырей и храмов» 1928 г. происходившим социально-экономическим изменениям. В результате в начале 1936 г. они были отменены, а примерно через полгода вступили в действие новые правила. Теперь необходимо было раз в год проводить перерегистрацию объектов религиозного назначения, а каждые десять лет генеральную регистрацию, что стало главным отличием от прежних правил, В начале 1930-х гг. стала очевидной необходимость оптимизации руководства важной и новой, возникшей в начале ХХ в. формой религиозной деятельности, а именно – религиозными объединениями. Поскольку гоминьдановские власти полагали, что эффективно управлять религиями можно лишь выстроив вертикаль взаимоотношений со стремительно появлявшимися в то время надконфессиональными объединениями, предпринимались меры по их легитимизации. При этом религия рассматривалась как составная часть китайской культуры. В основе на введенном в действие в 1929 г. «Проекте организации народных объединений» осуществлялась разработка законодательных актов, регулировавших жизнедеятельность религиозных объединений. В январе 1930 г. были разработаны «Общие организационные принципы объединений культуры», распространявшиеся и на религиозные объединения [4, с. 15]. Им придавался статус учреждений культуры. Тем самым они включались в правовое поле. Их деятельность практически гарантировалась отделами внутренних дел и отделами социального обеспечения на провинциальном, уездном и городском уровнях. Религиозное объединение, например буддийское, тем самым признавалось в качестве официального посредника между государством и религиозной общиной, став одним из рычагов ведения политики в области вероисповедания. Власти стремились выстраивать легитимные отношения с двумя взаимосвязанными субъектами: в зависимости от конфессиональной принадлежности – как с храмами, монастырями, мечетями и церквями, так и с возникшими в тот период религиозными объединениями. Вопросы вероисповедания нашли отражение в Конституции, Уголовном кодексе и непосредственно затрагивающих жизнь различных конфессий законодательных актах. В ст. 27 Временной конституции периода политической опеки (вступила в действие в 1931 г.), которая содержала ряд деклараций и обещаний в отношении гражданских прав и народного благосостояния было провозглашено равноправие граждан перед законом независимо от религиозной принадлежности. В ней провозглашался принцип свободы вероисповедания (был повторен в Конституции Китайской Республики 1946 г) [1, с. 453]. При этом речь шла не о религиозной свободе западного образца, а о свободе совести для каждого гражданина Китайской Республики. В УК 1935 г. содержалась (ст. 246) меры административного воздействия, определялись штрафы и даже заключение под стражу для тех, кто позволил оскорбительные высказывания в адрес кумирен, монастырей или церквей [4, с. 15]. Политика в сфере религий в отношении ислама в отличие от буддизма и даосизма в 30-е гг. ХХ в. фактически не была разработана. В гоминьдановский период мусульмане были сосредоточены на Северо-Западе Китая, но присутствовали и в остальных частях страны. Региональный фактор предопределял отличие в общественном положении последователей этой религии, проживавших на окраинах страны в отрыве от традиций китайской духовной и политической культуры, от положения живших во внутренних районах, где доминировали ханьцы, и находившихся под воздействием общественно-политических процессов, происходивших в республиканский период[1]. Ввиду отчетливо проявлявшихся мусульманами сепаратистских и панисламистских тенденций, а также в результате межнациональных конфликтов и внутриобщинной напряженности на территориях компактного проживания мусульман, усилившихся после Синьхайской революции, гоминьдановское руководство десятилетиями проявляло осторожное отношение к исламу, стараясь не вторгаться в жизнь этой религиозной конфессии. Вместе с тем оно стремилось заручиться поддержкой мусульманской элиты, что предопределило тактику нанкинского правительства по выстраиванию религиозной политики в отношении ислама. Все вышеупомянутые нормативные и законодательные акты не распространялись на эту религию. Центральная и местная администрация на территориях компактного проживания мусульман была представлена ханьцами, что обуславливало напряженность на межрелигиозной и межнациональной почве, выливавшуюся в недовольство верующих, а также в мятежи и восстания. Нагнетанию ситуации способствовали и некоторые непродуманные решения властей начала 1930-х гг. Например, уже упоминавшееся исключение религиозных предметов из школьных программ, ограничения на совершение паломничества (хаджа) в Мекку. Все это с одной стороны, отодвигало на второй план выработку политики в отношении ислама, с другой, делало очевидной зависимость стабильности ситуации в этом регионе от ее решения вопроса с такой политикой. Ситуация в значительной степени осложнялась тем, что ислам находился в сфере интересов не только ГМД, но и других политических и военных сил: в 1920-е гг. – милитаристов, а позднее – КПК. На это в немалой мере повлиял тот факт, что с середины 30-х гг. мусульманские районы стали местом размещения войск Красной Армии, совершавших бросок на Северо-Запад Китая. Это вторжение на территории компактного проживания мусульман вызвало не только недовольство населения и рост антикоммунистических настроений, но и сопровождалось вооруженными конфликтами между мусульманскими вооруженными формированиями и Красной армией. Сдвиги в вопросе выработке ГМД вероисповедной политики в отношении ислама наметились только в конце 1930-х. Подтолкнула этот процесс антияпонская война. В 1937 г. была создана Ассоциация мусульман Китая[2], основным направлениям деятельности которой стало сплочение мусульман всей страны под патриотическими лозунгами национального спасения и их мобилизации на сопротивление японской агрессии. На этой волне Ассоциация внесла вклад в решение проблем образования и распространения мусульманской культуры. Например, после ее обращения к правительству в начале 1939 г., курс культуры и истории ислама был введен министерством просвещения в учебные программы целого ряда университетов Китая; китайские студенты-мусульмане начали выезжать на обучение за рубеж. Власти делали довольно успешные попытки использовать ислам в своей внешней политике, в частности, через мусульман-эмиссаров в арабском мире освещать истинную картину сопротивления Китая японскому вторжению. В октябре 1940 г. при посредничестве Ассоциации мусульман Китая, были разработаны «Способы управления мечетями», которые после рассмотрения были утверждены министерством внутренних дел. В 1947 г. они были пересмотрены и получили название «Временные способы управления мечетями», которые также были утверждены министерством внутренних дел. Согласно этим правилам образовывались комитеты. В их ведении находилась деловая активность храмов. Отчеты о финансовой и деловой деятельности храмов должны были направляться в Ассоциацию мусульман Китая каждые полгода. Храмы могли использовать средства, полученные в результате хозяйственной деятельности на развитие религиозного образования и благотворительную деятельность [4, с. 20–21]. Важно подчеркнуть, что Ассоциации мусульман Китая и ее отделениям на местах, а также другим исламским организациям, в отличие от даосских и буддийских ассоциаций, приходилось брать на себя львиную долю функций по координации религиозной деятельности. В исламе только неразрешимые для Ассоциации мусульман проблемы решались правительственными органами после специального обращения Ассоциации. Особую позицию заняло государство по отношению к католичеству и протестантизму, которые находились в серьезной зависимости от зарубежных конгрегаций и имели их серьезную материальную поддержку. Гоминьдановское государственное и партийное влияние и способы управления были крайне ограничены: на католические и протестантские общины фактически не распространялись разработанные нормативные акты. Вместе с тем, стремясь упорядочить деятельность зарубежных миссионеров, власти в июне 1931 г., опираясь на содержание «Проекта организации народных объединений» разработали и приняли нормативный акт «Методы руководства объединениями зарубежных миссионеров». В соответствии с этим документом, предусматривалось, что каждый иностранец, образовавший объединение с целью религиозной проповеди, будь то религиозная община (церковь) или молельный дом должен находиться под руководством партийных органов и под контролем правительства. При этом не допускалась никакая пропаганда противоречившая «Трем народным принципам». Устав, комплектование администрации и другие организационные условия должны были направляться в Центральные партийные органы, а после их рассмотрения передавались на утверждение соответствующих правительственных инстанций. Во время проведения конференций последователями христианства, в них должны были участвовать представители местных высших партийных органов. В процессе деятельности образованных миссионерами учебных заведений и медицинских учреждений необходимо было соблюдать законодательство, затрагивающее эти сферы [4, с. 21]. В случае его нарушения правительство могло пресечь деятельность этих объединений. Однако фактически контроль над протестантскими и католическими общинами носил формальный характер. С точке зрения взаимоотношений религии и государства, гоминьдановский период можно рассматривать как качественно новый по сравнению с императорским – именно в 30-е гг. ХХ в. в основном законе страны впервые была декларирована свобода вероисповедания. Начала разрабатываться правовая основа взаимоотношений государства и религиозных конфессий, на характер которых наложили отпечаток настроения секуляризации, столь распространенные в китайском обществе тех лет. Особенностью политики в сфере религий на протяжении всего периода правления Гоминьдана был не универсальный, а избирательный характер, что на практике привело к неравноправному положению буддизма, даосизма, ислама, протестантизма и католичества. Литература 1. История государства и права зарубежных стран. Т.II. М.,2005.С.453 2. Welch H. The Buddhist Revival in China. Cambridge, Mass., 1968 3. Mi Shoujiang,You Jia. Islam in China. Beijing, 2004 4. ГоХуацин. Гоминьдан чжэнфудэ цзунцзяо гуанли чжэнцэ шу люэ (Краткое изложение политики гоминьдана по управлению религиями)// Цзунцзяо.2005.№5. 5. Чжунго у да цзунцзяо (Пять великих религий Китая) Пекин, 2007. Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XLI научная конференция / Ин-т востоковедения РАН. - М.: Вост. лит., 2011. – 440 с. – (Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН. Вып. 3 / редкол. А.А. Бокщанин (пред.) и др.). – ISBN 978-5-02-036461-5 (в обл.). С. 379-385.
Автор: Горбунова С.А. |
Новые публикации на Синологии.Ру Историограф Сыма ЦяньМеждународное обозрение от 27.04.2024 о Китае Час истины. Конфуций и конфуцианство Час истины. Россия и Китай. История отношений Император и его армия |
